Еще при жизни Александр Александрович был признан поэтом общенационального значения. Талант этого человека был разносторонним. Наряду со стихами и поэмами он создал ряд замечательных драматических произведений, занимался переводами и публицистикой. В 1917 г. он публично заявил о своей готовности сотрудничать с советской властью, а несколько позже призвал всю творческую интеллигенцию не саботировать решений большевиков. А власть, активно защищаемая Блоком, использует поэта по максимуму. В 1918–1920 гг. он избирался или назначался в Государственную комиссию по изданию классиков русской литературы; лектором «Школы журнализма»; членом Союза деятелей художественной литературы; членом совета Дома искусств; председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов...
Работы было так много, что поэт стал испытывать сильную физическую усталость. По этому поводу он даже заметил: «Меня выпили». Вероятно, этим можно объяснить его творческое молчание после поэм «Двенадцать» и «Скифы» (1918). В письме к Н.А. Нолле-Коган от 3 января 1919 г. Блок указывал: «Почти год, как я не принадлежу себе, я разучился писать стихи и думать о стихах», а затем возмущенно продолжал: «Пускай человека отрывают от любимого дела, для которого он существует (в данном случае меня – от написания того, что я, может быть, мог бы еще написать), но жестоко при этом напоминать человеку, чем он был, и говорить ему «ты поэт», когда он превращен в протоколиста, вовлечен в политику и т. д.».
Вероятно, все это и привело к серьезному заболеванию.
Великий русский поэт, согласно официальной версии, скончался в 10 часов 30 минут 7 августа 1921 года в Петрограде от цинги, голода и нервного истощения. Советская власть будто бы сделала все, чтобы спасти талантливого мастера слова. Его планировали направить на лечение за границу, но выездные документы были оформлены слишком поздно.
Между тем, по неофициальной версии, имевшей широкое хождение в годы перестройки, Александр Блок стал жертвой... сифилиса. Врачи лечили его препаратами ртути, в результате чего произошло отравление организма, и поэт ушел в мир иной, испытывая сильные муки.
Так как же все обстояло на самом деле?
Документы, найденные в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) и Архиве президента Российской Федерации (АПРФ), раскрывают истинную картину трагедии.
Но все по порядку. В 1921 году, 3 мая, Горький направляет наркому просвещения Луначарскому письмо. «Дорогой Анатолий Васильевич! У Александра Александровича Блока – цинга, кроме того, последнее время он находится в таком повышенно нервозном состоянии, что врачи и близкие его боятся возникновения серьезной психической болезни. А также участились припадки астмы, которой Блок страдает давно уже.
Поэтому не можете ли вы похлопотать для Блока – в спешном порядке – выезд в Финляндию, где я бы мог помочь ему устроиться в одной из лучших санаторий? Сделайте все, возможное для Вас, очень прошу! Жму руку. А.Пешков».
Несколько позже, 11 июля, А.В. Луначарский направляет председателю Совнаркома Ленину послание следующего содержания:
«Поэт Александр Блок, в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно по отношению к советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за границей как явно симпатизирующих Октябрьской революции, в настоящее время тяжко заболел нервным расстройством. По мнению врачей и друзей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особ[ом] отделе, просим ЦК повлиять на т. Менжинского в благоприятном для Блока смысле. Народный Комиссар Просвещения А.Луначарский».
Ленин просит члена Президиума ВЧК Менжинского составить отзыв на письмо. И Вячеслав Рудольфович 11 июля 1921 г. делает это.
«Уважаемый товарищ! За Бальмонта ручался не только Луначарский, но и Бухарин. Блок натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать его не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории. С ком[мунистическим] пр[иветом] В.Менжинский».
На следующий день, 12 июля 1921 г., на заседании Политбюро ЦК РКП(б) судьбу Блока решили следующим образом. Постановили отклонить ходатайство Горького и Луначарского.
К слову, такого поворота событий поэт ожидал. Он уничтожил несколько своих записных книжек, отказался от еды и приема медикаментов, часто говорил, что хочет сжечь знаменитую поэму «Двенадцать».
Несмотря на такой вердикт, 16 июля 1921 года Луначарский вновь пишет письмо в ЦК РКП(б). «Сообщенные мне решения ЦК РКП по поводу Блока и Сологуба кажутся мне плодом явного недоразумения. Трудно представить себе решение, нерациональность которого в такой огромной мере бросалась бы в глаза. Кто такой Сологуб? Старый писатель, не возбуждающий более никаких надежд, самым злостным и ядовитым образом настроенный против Советской Республики, везущий с собой за границу злобную сатиру под названием «Китайская Республика равных». И этого человека, относительно которого я никогда не настаивал, за которого я, как народный комиссар просвещения, ни разу не ручался (да и было бы бессовестно), о котором я говорил только, что я поставлен в тяжелое положение, ибо ВЧК не отпускает его, а Наркомпрод и Наркомфин не дают мне средств его содержать, этого человека Вы отпускаете. Кто такой Блок? Поэт молодой, возбуждающий огромные надежды, вместе с Брюсовым и Горьким главное украшение всей нашей литературы, так сказать, вчерашнего дня. Человек, о котором газета «Таймс» недавно написала большую статью, называя его самым выдающимся поэтом России и указывая на то, что он признает и восхваляет Октябрьскую революцию.
В то время как Сологуб попросту подголадывает, имея, впрочем, большой заработок, Блок заболел тяжелой ипохондрией, и выезд его за границу признан врачами единственным средством спасти его от смерти. Но Вы его не отпускаете. При это[м], накануне получения Вашего решения, я говорил об этом факте с В.И. Лениным, который просил меня послать соответствующую просьбу в ЦК, а копию ему, обещая всячески поддержать отпуск Блока в Финляндию.
Но ЦК вовсе не считает нужным запросить у народного комиссара по просвещению его мотивы, рассматривает эти вопросы заглазно и, конечно, совершает грубую ошибку. Могу Вам заранее сказать результат, который получится вследствие Вашего решения. Высоко даровитый Блок умрет недели через две, а Федор Кузьмич Сологуб напишет по этому поводу отчаянную, полную брани и проклятий статью, против которой мы будем беззащитны, т.к. основание этой статьи, т. е. тот факт, что мы уморили талантливейшего поэта России, не будет подлежать никакому сомнению и никакому опровержению.
Копию этого письма я посылаю В.И. Ленину, заинтересовавшемуся судьбою Блока, тов. Горькому, чтобы лучшие писатели России знали, что я в этом (пусть ЦК простит мне это выражение) легкомысленном решении нисколько не повинен. Нарком по просвещению А. Луначарский. Секретарь А. Флаксерман».
Только 23 июля 1921 года Политбюро приняло, наконец, решение разрешить выезд Блоку за границу. Но было уже слишком поздно.
Возникает вопрос, чем болел знаменитый поэт и можно ли было его спасти? Медицинское заключение консилиума врачей о состоянии здоровья поэта и необходимости его лечения, составленное 18 июня 1921 г., предельно ясно отвечает на первый вопрос. «Мы, нижеподписавшиеся,
освидетельствовав 18/VI 1921 г. состояние здоровья Александра Александровича Блока, находим, что он страдает хронической болезнью сердца с обострением эндокардита и субъективным ощущением стенокардического порядка (Subocarditis chron. Exacerbata). Со стороны нервной системы имеются явления неврастении, резко выраженной.
А.А. Блок нуждается в продолжительном лечении, причем в ближайшем будущем необходимо помещение в одну из хорошо оборудованных со специальной методой для лечения сердечных больных санаторий. Профессор В[оенно-] М[едицинской] академии и Медицин[ского] инст[итута] П.Троицкий. Завед[ующий] нервным отделением мужской Обуховской больницы, д[окто]р мед[ицины] Э.Гиза. Д[окто]р мед[ицины] Пекелис».
Отсюда понятно, что слухи о том, что А.Блок болел люэсом и был психически ненормален, не выдерживают критики. Поэт покинул наш мир в полном сознании. Но можно ли было его спасти? Ответ на него будет отрицательным. На том уровне развития медицины спасти Блока было невозможно.
Но несмотря на это, вина партийных деятелей очевидна. Они опасались выпускать за кордон умирающего из-за того, что он вдруг да напишет что-либо нелицеприятное о Советской республике. Но власти опасались зря: поэт мечтал только об одном – чтобы его оставили в покое.
Последнее искушение Александра Блока
Томный взгляд из-под полуопущенных век, длинные волнистые волосы, аристократические длинные пальцы нервно теребят тетрадь со стихами… Знаменитый столичные поэт Александр Блок - кумир петербургских гимназисток и эстетствующих дам читает с эстрады свои стихи.
Но на пороге уже стоял роковой 1917 год, и не «девичий стан, шелками схваченный», а тяжелая поступь революционного марша «Двенадцати» станет жестокой реальностью для поэта неги и «прекрасных незнакомок». Увы, революции хороши только для революционеров – для обычных людей, будь они поэтами или простыми обывателями, смута, гражданская рознь несут лишь голод, страдания, террор… Тяжелые испытания послереволюционных лет подорвали здоровье поэта. В 11 часов утра 7 августа 1921 года Александра Блока не стало. В советских изданиях глухо говорилось, что великий поэт умер «от цинги, голода и истощения». На самом деле, лечащие врачи так и не смогли поставить сорокалетнему Блоку какой-либо определенный диагноз…
Александр Блок родился 16 (28) ноября 1880 года в семье профессора-юриста Варшавского университета Александра Львовича Блока, потомка немца-лекаря царя Алексея Михайловича, и дочери ректора Петербургского университета Андрея Бекетова, Александры Андреевны. Мальчик рано проявил необыкновенные поэтические способности: уже в пять лет он писал стихотворения, соблюдая все нормы поэтического искусства. Раннее детство прошло в семье матери – зимой в «ректорском доме» в Петербурге, а летом – «в старом парке дедов, в благоуханной глуши маленькой усадьбы» – подмосковном имении Шахматово.
В 1898 году, окончив гимназию, Блок «довольно безотчётно» поступил на юридический факультет петербургского университета. Через три года, убедившись, что юриспруденция совершенно не интересует его, он перешел на историко-филологический факультет, который окончил в 1906 году. Блок рано стал известен как поэт. Для его творчества характерно парадоксальное сочетание мистического и бытового, отрешённого и повседневного, сопоставление туманного силуэта Прекрасной Дамы и «пьяниц с глазами кроликов».
***
Маленького Сашу Блока родители и близкие считали болезненным и ранимым ребенком. «С раннего детства проявлял он нервность, которая выражалась в том, что он с трудом засыпал, легко возбуждался, вдруг делался раздражителен и капризен», писала его тетка и биограф М. Бекетова в книге «Воспоминания об Александре Блоке». В возрасте 16 лет у Блока произошел первый эпилептический припадок, перепугавший его близких. Это обстоятельство позволило известному психофизиологу Якову Минцу, исследовавшему историю болезни поэта, еще в 1928 году придти к выводу, что «Блок страдал эпилепсией, главным образом, в форме психоэпилепсии. Шизоидный элемент личности, отмеченный еще с детства, к концу жизни проявлялся ярче: последние годы Блок стал замкнутым, апатичным и угрюмым. Эти шизоидные черты отразились и на символическом характере творчества поэта».
Ученые утверждают, что большую часть жизненной силы, здоровье, долгую жизнь человеку обеспечивает хорошая наследственность, то, что заложено дедами и прадедами. В семье поэта долгожителей не было, зато странностями нрава славились многие представители этой фамилии. Его прадед по линии отца, Александр Черкасов, слыл человеком крайне деспотичным и надменным. Дед – Лев Александрович Черкасов, умер в сумасшедшем доме. Отец поэта, блестящий юрист и музыкант, отличался садистской жесткостью, избивал жену, и также окончил жизнь душевнобольным. Поэт писал об отце: «Судьба его исполнена сложных противоречий, довольно необычна и мрачна… Свои непрестанно развивающиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании сжатых форм было что-то судорожное и страшное, как во всем душевном и физическом облике его».
Вскоре после рождения Александра Блока его мать – Александра Андреевна ушла от мужа, чтобы затем выйти замуж за гвардейского офицера Ф. Ф. Кублицкого-Пиоттух. По воспоминаниям родственников поэта, сама Александра Андреевна в юности страдала эпилептическими припадками, с выраженной аурой и последующими депрессиями.
Впоследствии она стала эксцентричной и неуравновешенной женщиной. «Вечная тревога, меланхолия, доходящая до мании самоубийства, и склонность к трагическому восприятию жизни» отличали эту женщину, трижды покушавшуюся на самоубийство.
***
Характер мужчины в значительной степени определяют его отношения с женщиной. В окололитературной истории образ Блока остался олицетворением некоего русского Дон-Жуана, соблазнителя бесчисленного количества восторженных поклонниц его творчества. Однако большинство серьезных биографов поэта приходят к выводу, что это не более чем расхожий миф. Блок рано начал пользоваться услугами проституток, удовлетворявших до поры до времени его потребности в физической близости с женщинами. После одной такой ночи с проституткой Блок с нескрываемым удовлетворением отмечает: «Моя система – превращения плоских профессионалок на три часа в женщин страстных и нежных – опять торжествует…»
Жена поэта Любовь Дмитриевна утверждала: «Физическая близость с женщиной для Блока с гимназических лет – это платная любовь и неизбежные результаты – болезнь… Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безликая, купленная на (одну ночь) несколько (часов) минут. И унизительные, мучительные страдания…»
Тем не менее, любовь и женщины занимали важное место в жизни поэта. В 1897 году, отправившись с матерью в немецкий курорт Бад Наугейме, Блок пережил первую юношескую влюбленность. Предметом его любви оказалась Ксения Садовская, которой в то время исполнилось уже тридцать восемь лет. Мать Блока пришла в ужас, узнав о связи сына с дамой бальзаковского возраста. Она устроила сыну скандал, но материнская истерика результата не дала – Александр вновь вернулся в гостиницу только под утро…
Как известно, любая любовь излечивается только другой любовью. Так случилось и с Александром Блоком. С раннего детства он дружил со своей соседкой по имению, дочерью знаменитого химика Дмитрия Ивановича Менделеева. Люба нравилась Блоку. Она, как никакая другая женщина, казалось, подходила на роль Музы, выдуманной молодым поэтом. Но в какой-то момент их пути разошлись. Однажды, бродя по улицам, Александр неожиданно встретил куда-то спешившую Любу Менделееву. Их встреча показалась ему символичной, и вскоре он предложил ей руку. В 1903 году Блок и Любовь Менделеева обвенчались.
Их встреча показалась ему Предзнаменованием. Вскоре он предложил ей руку и сердце. Девушка не знала, на что решиться, но Блок всерьез угрожал покончить с собой, если она не примет его предложения. Менделеева соглашается стать женой поэта. В 1903 году они обвенчались. Но оказалось, что Блок не готов к супружеским отношениям.
«Нам и не надо физической близости», – пытается убедить он молодую женщину. Он упрямо твердил, что если Люба станет ему не мистической, а фактической женой, то рано или поздно он разочаруется и уйдет к другой. В ответ на супружеские ласки, Блок упорствовал: «Я не хочу объятий. Объятия были и будут. Я хочу сверхобъятий!» Только спустя несколько месяцев, «неожиданно для Саши и со «злым умыслом» моим произошло то, что должно было произойти», – признается Любовь Дмитриевна в своих мемуарах «И былях, и небылицах…». «С тех пор установились редкие, краткие, по-мужски эгоистические встречи», – вспоминала жена поэта.
В эпоху декаданса, религиозно-мистических настроений интеллигенции начала 1910-х годов, подобные отношения были не редкостью. Модной и современной формой брака тогда считалась так называемая «белая любовь», когда супруги сохраняли между собой исключительно духовное общение, отвергали сексуальные отношения, оставляли взаимную свободу для интимных связей на стороне. «Семейная жизнь Блоков в немалой степени была экспериментом, – считал литературовед А. Эткинд. – Экспериментом, давшим удручающие результаты. Начавшись с философского отрицания сексуальных отношений во имя «белой любви» и практически их избегания Блоком, супружество с годами превратилось в серию взаимных измен и тяжелый конфликт между женой и матерью поэта…»
Действительно, уже очень скоро семейная жизнь Блоков оказалась под угрозой. Измены следовали с обеих сторон. Но со временем отношения между супругами наладились, и поэт прожил последние годы с Любовью Дмитриевной, разделявшей с ним все тяготы и беды послереволюционного бытия. Сам поэт в дневнике записал: «У меня женщин не 100-200-300 (или больше?), а всего две: одна – Люба, другая – все остальные».
Богемное окружение, в котором жил и творил Александр Блок, никогда не отличалось нравственным здоровьем, соблюдением общепринятых норм морали. Наркотики, алкоголь, распутство сопутствовали представителям этой среды во все времена – от эпохи Французской революции и до нынешнего гламура…
Блок еще в университете начал употреблять кокаин и алкоголь. Подобно Сергею Есенину, Блок стал одним из наиболее видных поэтов прошлого века, подверженных пагубной страсти, загульному пьянству.
«Я пригвожден к трактирной стойке. Я пьян давно. Мне все равно», «А ты, душа… душа глухая… Пьяным пьяна… пьяным пьяна…», «Буду слышать голос Руси пьяной, отдыхать за стойкой кабака».
В дневниках Блока все чаще появляются горькие признания: «Пьянство 27 января – надеюсь – последнее. О нет: 28 января…» «Я вне себя уже. Пью коньяк после водки и белого вина. Не знаю, сколько рюмок коньяка…» «Вчера и третьего дня – дни рассеяния собственных сил (единственный настоящий вред пьянства)...» «Ночь глухая, около 12 ти я вышел. Ресторан и вино… Сегодняшний день пропащий, разумеется. Прогулка, ванна, в груди что-то болит…» «... Придется сегодня где-нибудь есть, что, увы, сопровождается у меня пьянством…»
Алкогольные эксцессы сопровождались лихорадочным возбуждением, битьем посуды и угрозами окружающим. Литературное сообщество шокировали пьяные выходки знаменитого поэта. Валерий Брюсов рассказывал, как к нему в квартиру однажды ввалился Блок «в изодранном макинтоше, с полумертвым щеглом за пазухой и с разбитой в кровь скулой...» и потребовал графин портвейну и валерьянки.
Сын Корнея Чуковского вспоминал: «Мы с отцом шли по Невскому проспекту, нам навстречу двигался неуверенной походкой мужчина с красивым, но опухшим лицом.
«– Видишь этого человека? – сказал мне отец. – Запомни: это замечательный русский поэт Александр Блок. Он пьян как свинья».
Вскоре алкоголь стал необходим поэту как средство, возбуждающее его воображение, дающее эмоциональный подъем, творческую энергию, снимавшее усталость и депрессию. Постепенно спиртное все больше подрывало здоровье поэта, принимая форму тяжелого запойного алкоголизма, усугубляемого периодическим приемом кокаина и морфия.
Блок несколько раз пытался лечиться, но тяга к спиртному останется до конца жизни. Только «сухой закон», введенный в России в годы Первой мировой войны, несколько уменьшил дозы алкоголя, употребляемого поэтом. Однако после революции, служа председателем Петроградского Союза писателей, Блок пристрастился к «балтийскому коктейлю» – смеси водки с кокаином, излюбленному напитку революционных матросов.
Блок с энтузиазмом принял октябрьский переворот и был готов сотрудничать с новой властью. Как писали в советское время: «В Октябрьской революции Блок увидел осуществление всех своих «предчувствий и предвестий», воплощение всех своих «народнических» чаяний. В «музыке революции» ему чудился могучий разлет все той же гоголевской «птицы-тройки» – Руси народной, – которую вынесло наконец на авансцену истории». В 1918 году он издает поэму «Двенадцать» – странное полумистическое произведение, где впереди отряда революционных солдат идет Иисус Христос, «в белом венчике из роз».
Поэму не приняли ни белые, ни красные… Николай Гумилев утверждал, что «Блок послужил антихристу и вторично распял Христа и еще раз расстрелял государя». Перед смертью, в бреду, Блок будет умолять, чтобы все экземпляры поэмы были уничтожены. «Не остался ли где-нибудь хоть один? Люба, поищи хорошенько, и сожги, все сожги», – просил умирающий поэт жену.
Горькое разочарование в большевистской власти пришло быстро. Начались аресты среди знакомых поэта, любимое имение Шахматово сожгли соседские мужики, продуктов не было, началась невиданная прежде нищета. Блок перестал писать стихи, теперь он лишь устало повторял: «Все звуки прекратились… Разве вы не слышите, что никаких звуков нет?» На пушкинском вечере, незадолго до смерти, Блок произнес слова, определившие остаток его жизни: «Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем…»
Начало 1921 года выдалось тяжелым с «ежесекундным безденежьем, бесхлебьем, бездровьем». Блок постоянно чувствовал слабость, страдал от цинги и астмы. Его беспокоили боли в суставах и быстрая утомляемость, одышка. Но, приближалась весна, поэт надеялся, что тепло поможет вернуть здоровье и настроение. Известный питерский врач Александр Пекелис ничего опасного в состоянии здоровья поэта не нашел, и Блок решился в начале мая 1921 года поехать в Москву на творческий вечер. Корней Чуковский, сопровождавший поэта, вспоминал: «Передо мной сидел не Блок, а какой-то другой человек, совсем другой, даже отдаленно не похожий на Блока. Жесткий, обглоданный, с пустыми глазами, как будто паутиной покрытый. Даже волосы, даже уши стали другими».
Поездка в Москву выдалась непростой. На вечере в Политехническом институте случился скандал, кто-то крикнул, что блоковские стихи мертвы. Блок бросился на оскорбителя, началась свалка, поэта вывели, заслоняя собой, друзья и поклонники.
В Петрограде его встречала Любовь Дмитриевна, но Блок даже не улыбнулся, не протянул ей руки. 17 мая появился озноб: ломило все тело, особенно руки и ноги. Жена поэта вспоминала тот день: «…когда я пришла откуда-то, он лежал на кушетке в комнате Александры Андреевны (матери Блока, – Ред.), позвал меня и сказал, что у него, вероятно, жар; смерили – оказалось 37,6; уложила его в постель; вечером был доктор. Ломило все тело, особенно руки и ноги – что у него было всю зиму. Ночью плохой сон, испарина, нет чувства отдыха утром, тяжелые сны, кошмары (это его особенно мучило)».
К больному срочно вызвали врача. Доктор Александр Пекелис в «Краткой заметке о ходе болезни» поэта писал: «При исследовании я обнаружил следующее: температура 39, жалуется только на общую слабость и тяжесть головы; со стороны сердца увеличение поперечника влево на палец и вправо на 1/2, шум не резкий у верхушки и во втором межреберном промежутке справа, аритмии не было, отеков тоже. Со стороны органов дыхания и кровообращения ничего существенного не обнаружено. Тогда же у меня явилась мысль об остром эндокардите как вероятном источнике патологического процесса, быть может, стоящего в непосредственной связи с наблюдавшимся у больного в Москве заболеванием, по-видимому, гриппозного характера».
Поэту с каждым днем становилось все хуже, появились сильные боли, которые приводили его в ярость. «Вообще у него в начале болезни была страшная потреб ность бить и ломать стулья, посуду, – вспоминала Любовь Дмитриевна.– Раз утром, опять-таки, он ходил по квартире в раздражении, потом вошел из передней в свою комнату, закрыл за собой дверь, и сейчас же раздались удары, и что-то шумно посыпалось. Я вошла, боясь, что себе принесет какой-нибудь вред; но он уже кончал разбивать кочергой стоявшего на шкапу Аполлона. Это битье его успокоило, и на мое восклицание удивления, не очень одобрительное, он спокойно отвечал: « А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа».
В дни, когда недуг отступал, Блок лихорадочно разбирал старые записи, уничтожал какие-то черновики, дневники, наброски будущих стихотворений. В начале июня доктор Пекелис устраивает консилиум с участием профессора П. В.Троицкого и заведующего отделением Обуховской больницы Э.А. Гизе. «Было признано необходимым отправить больного в ближайшую Финляндию, – в Grankulla (у Гельсингфорса). Тогда же (в начале июня), тотчас после консультации, возбуждено было соответствующее ходатайство».
С просьбой выпустить поэта на лечение за границу Максим Горький и нарком Анатолий Луначарский обратились в Политбюро, но разрешение все задерживалось. По злой иронии судьбы паспорт на выезд был готов в день, когда Блок умер.
Состояние поэта еще находилось в зыбкой неопределенности. Бывали дни, когда он улыбался и говорил о скором выздоровление, но все чаще накатывала мрачная депрессия.
Знакомый поэта С.М. Алянский вспоминал эпизод, когда «Любовь Дмитриевна … предложила Александру Александровичу принять какое-то лекарство, и тот отказался, она пыталась уговорить его. Тогда он с необыкновенной яростью схватил горсть склянок с лекарствами, которые стояли на столике у кровати, и швырнул их с силой о печку».
Болезнь быстро прогрессировала, теперь Блок почти все время был в забытьи, ночью бредил и страшно кричал. Ему впрыскивали морфий, но уколы помогали лишь на короткое время. По свидетельству К. Чуковского, в «начале июля стало казаться, что он поправляется... числа с 25 наступило резкое ухудшение; думали его увезти за город, но доктор сказал, что он слишком слаб и переезда не выдержит. К началу августа он уже почти все время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком, которого во всю жизнь не забыть...»
Доктор Пекелис констатировал: «Процесс роковым образом шел к концу. Отеки медленно, но стойко росли, увеличивалась общая слабость, все заметнее и резче проявлялась ненормальность в сфере психики, главным образом в смысле угнетения... Все предпринимавшиеся меры лечебного характера не достигали цели, а в последнее время больной стал отказываться от приема лекарств, терял аппетит, быстро худел, заметней таял и угасал и при все нарастающих явлениях сердечной слабости тихо скончался».
В 11 часов утра 7 августа 1921 года Александра Блока не стало. Хоронили Александра Блока 10 августа 1921 года. Отпевание прошло в церкви Воскресения Христова, потом гроб несли шесть километров на руках до Смоленского кладбища.
В дневнике К. Чуковский записал: «Никогда в жизни мне не было так грустно... В могиле его голос, его почерк, его изумительная чистоплотность, его цветущие волосы, его знание латыни, немецкого языка, его маленькие изящные уши, его привычки, любви, «его декадентство», «его реализм», его морщины – все это под землей, в земле... Его песня была его жизнью. Кончилась песня, и кончился он…».
В сентябре 1944 года прах поэта перенесли на Литературные мостки Волкова кладбища.
По мнению доктора Пекелиса, причиной смерти Александра Блока стал острый эндокардит, вызванный перенесенным гриппом. Впрочем, далеко не все современники были согласны с этим диагнозом. Поэт Георгий Иванов удивленно спрашивал: «Врачи, лечившие Блока, так и не смогли определить, чем он, собственно, был болен. Сначала они старались подкрепить его быстро падавшие без явной причины силы, потом, когда он стал, неизвестно от чего, невыносимо страдать, ему стали впрыскивать морфий... Но отчего от умер?»
Литературоведы, врачи, биографы Блока не единожды пытались установить окончательный диагноз Блока, определить, какой роковой недуг свел еще молодого мужчину в могилу. Высказывались версии об отравлении ядом, о последствиях сифилиса, якобы, перенесенного Блоком еще в студенческие годы. Однако сегодня большинство экспертов соглашаются с диагнозом Пекелиса.
Эту позицию разделяет и известный московский реаниматолог, профессор С.Л. Эпштейн, который, основываясь на документах и воспоминаниях современников, считает, что причиной смерти Александра Блока стал подострый септический эндокардит – воспаления внутренней оболочки сердца. Заболевание обычно наблюдается в возрасте 20-40 лет, чаще у мужчин. Возбудителем инфекции являются микробы, находящиеся в полости рта, верхних дыхательных путях, инфицированных зубах, миндалинах. Непосредственная причина смерти – сердечная недостаточность или эмболии. Следует отметить, что даже сегодня, когда в распоряжение врачей имеются мощные антибиотики, лечение эндокардита представляет большие сложности.
В начале же 1920-х годов антибактериальной терапии еще не существовало – первый антибиотик появится лишь через два десятилетия после смерти Александра Блока.
Александр Блок на смертном одре. Фото Моисея Наппельбаума.
7 августа 1921 года в 10 часов 30 минут умер поэт Александр Блок.Споры отчего умер продолжаются по сей день.На момент смерти Блоку 40 лет. Статус – главный поэт эпохи. Его имя знает вся читающая Россия. Один из немногих представителей русской интеллигенции, принявших Октябрьскую революцию. В начале 1918 г. пишет поэмы «Двенадцать» и «Скифы» – глубоко революционные по своей сути и форме. После этого фактически замолкает. Последние годы проходят в тяжелейшей депрессии. Перед смертью очевидным становится психическое расстройство.
На восприятие смерти Блока современниками, а через них и позднейшими исследователями биографии поэта, огромный отпечаток наложило само время смерти.Что это было за время?
Большевики у власти четвертый год. Страна в руинах. Идет гражданская война. Только что объявлена новая экономическая политика как признание властью невозможности дальше существовать в условиях военного коммунизма. Умереть в Петрограде в первые послереволюционные годы было очень несложно. Быта не было. Голодно. Холодно. Теснота и грязь. Любая болезнь без должного лечения, при скудости питания, в условиях антисанитарии с легкостью приводила к смерти. К тому же много убивали – просто элементарно убивали. Например, за три дня до смерти Блока был арестован, а через несколько недель расстрелян другой поэт – Николай Гумилев. Но Блока не убили. Он умер сам. В своей кровати. И это единственное, что мы доподлинно знаем о его смерти.
Причина смерти в некрологах официальных, советских газет, типа «Известий», не указывалась. Ни названия болезни, ни медицинского заключения. Можно подумать, что правду пытались скрыть, и что-то здесь нечисто, но нет – просто вскрытия не проводили, а при жизни Блок ни разу клинически не обследовался. Никаких официальных документов нет.
Понятно, что впоследствии этот пробел был восполнен. До сегодняшнего дня во всех энциклопедиях и справочниках сообщается, что умер Блок от болезни сердца, а конкретно – воспаления сердечных клапанов или, как позднее уточнили, септического эндокардита. Кстати, это вполне правдоподобная версия.
"Зачем сто лет писать,что Блок умер от голода-астмы-гриппа-переутомления-инфарк та, когда он умер от сифилиса, давшего осложнение на головной мозг. Отметки о лечении есть в его сохранившихся записных книжках. У Блока начался распад личности и агрессивный бред, все это видели, симптомы были хрестоматийными, так чего ваньку ломать?
От сифилиса умер великий Бодлер, но во Франции никому не пришло в голову СТО ЛЕТ врать, что он умер от ангины или геморроя. И конечно никто во Франции не стал бы назначать «прОклятого поэта» секретарём комиссии по расследованию злоупотреблений кабинета министров".
Исследователь блоковской поэтики Александр Эткинд утверждает, что причиной смерти Блока стал сифилис. Впрочем, филолог прибегает к эвфемизму: та болезнь, от которой умерли любимые им Ницше и Врубель и которая так страшно воплощает в себе связь любви и смерти.
О блоковском сифилисе в последние годы говорят все настойчивей. Дело здесь не только в болезненном интересе к интимной жизни великих, но и в утрате ключа к стихам Блока. Магия их тускнеет вместе со временем. Восстановить подтекст стихов Блока сейчас очень трудно. Ведь мы живем, по сути, в совершенно другом мире. И только полное непонимание судьбы и творчества Блока может привести к такому грубому, скучному и позитивистскому выводу: мол, умер от сифилиса...
Как бы то ни было, причины смерти Блока много глубже, чем любая физическая болезнь. Кстати, «венерическую» версию не подтверждают и симптомы предсмертного недуга поэта. Более обоснованным выглядит предположение о ревмокардите или грудной жабе: затрудненное дыхание, суставные и мышечные боли, расстройства памяти, стремительная утомляемость, припадки злобы...
Блок на смертном одре. Набросок Юрия Анненкова
В Советском Союзе эту версию замалчивали. Сифилис считался постыдной болезнью, а национальный классик, как жена Цезаря, должен быть вне подозрений. Между тем сифилис – такой же бич в XIX веке, как СПИД в конце XX. От сифилиса умерли Верлен, Ницше, Мопассан, Тулуз Лотрек, Врубель.
Самая авторитетная сторонница версии смерти Блока от сифилиса – Аврил Пайман – чуть ли не самый крупный специалист на западе по русской поэзии начала XX века, доктор философии, член Британской академии. На русский язык ее книга «Ангел и камень. Жизнь Александра Блока» переведена в 2005 г. Пайман тщательно аргументирует в своей книге о Блоке версию сифилиса. Ее книга – серьезное исследование. Она не ищет дешевых сенсаций. Это монография про Блока, а не про сифилис у Блока.
В дневнике Блока существует упоминание о врачебном обследовании на предмет сифилиса, которое проводили врачи еще в 1911 г. Сифилис был очень распространен в начале XX века. При определенном образе жизни заразиться им в Петербурге было несложно. Про особенности сексуального поведения Блока тоже известно. Бурные, хотя немногочисленные, романы, частые контакты с проститутками. Аскетом не был. Заразиться мог.
До открытия антибиотиков сифилис лечили ртутью. Возбудитель болезни – бледная трепонема – была выявлена только в 1905 г., а в 1906 г. Август Вассерман разработал точный метод диагностики сифилиса. Выделяют три стадии заболевания. Хроническая третья стадия поражает различные органы, включая нервную, дыхательную и сердечно-сосудистую системы.
Блока целый год обследовали по методу Вассермана. Врачи говорили, что сифилис не выявлен, но упорно продолжали анализы. Лечили якобы от редкого заболевания дрожжевыми клетками, но применяли ртуть и сальварсан, которые тогда использовали против сифилиса.
Возможно, врачи перестраховывались. Не поставив точный диагноз, они исходили из возможности двух самых распространенных в тогдашнем Петербурге заразных болезней: туберкулеза и сифилиса. Туберкулез у Блока исключили, сифилис – нет.
Единственное подтверждение сифилиса – дневник с описанием лечения. Блок с ранних лет испытывал стыд из-за подозрения у себя венерического заболевания. Можно предположить, конечно, что он умышленно отгонял от себя мысль о сифилисе, но все равно веских фактов нет.
Аврил Паймен указывает, что симптомы болезни, от которой умер Блок, схожи с третичным сифилисом: постоянные жалобы на озноб, ломоту во всем теле, конечностях, боли в области сердца. Где-то за полгода до смерти – ужасные боли в ногах, одышка. Цинготные опухоли на ногах. Малокровие. Лихорадочные скачки температуры. Ужасно исхудал. За месяц до смерти – отеки, рвота, боль под ложечкой. Отеки постоянно растут. Очевидная психическая ненормальность, агрессия.
Можно предположить, что Блок действительно умирал от сифилиса, врачи это знали, но чтобы не пачкать имя поэта, составили для потомков липовое заключение о болезни сердца. Ну а после смерти, когда Блок постепенно вошел в официальные хрестоматии, точки над «и» в этой истории поставить было уже невозможно. Знать о таких подозрениях – знали. Но писать – не писали. Венерические болезни считались постыдными, свойственными социальному дну. Чему же удивляться, что во времена тотальной цензуры на версию о смерти Блока от сифилиса был наложен запрет.
Кстати, кроме Аврил Паймен, на этой версии смертельной болезни Блока никто не настаивает. Доктор Александр Пекелис – врач вполне квалифицированный, доктор медицины, работал в Военно-Медицинской академии. Наблюдал больного с самого начала болезни и до последних дней. Когда наступило резкое ухудшение, созвал консилиум из известных питерских врачей: П. В. Троицкого и Э. А. Гизе. Последний был заведующим неврологическим отделением Обуховской больницы. Врать врачам не было особого резона, они видали виды. Но последняя болезнь Блока действительно была странной. Большинство современников, и сам поэт, склонялись к тому, что его убило «отсутствие воздуха».
Не дожив до 41 года, он сгорел за пару месяцев на глазах у близких и друзей - а они гадали, чем же он болен...
Вконтакте
Однокласники
В Александре Блоке многим современникам виделся этакий Аполлон – стройный, кудрявый, ясноглазый, с хорошим цветом лица. Божественный и болезненный – одно с другим как-то никогда не вязалось. Да и никаких "историй болезни" или свидетельств о "дурной наследственности" не было, скорее наоборот, – поэт крайне редко обращался к докторам, казался вполне себе здоровым. Работал беспрерывно, влюблялся, загорался новыми романами и новыми идеями - то "девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне", то скифы "с раскосыми и жадными очами".
А потом, в апреле 1921 года почувствовал себя неважно. 17 мая слег с температурой. Через 78 дней, 7 августа скончался, оставив в недоумении и родных, и врачей.
Вот что записал в те дни другой поэт, Георгий Иванов: «Врачи, лечившие Блока, так и не смогли определить, чем он, собственно, был болен. Сначала они старались подкрепить его быстро падавшие без явной причины силы, потом, когда он стал, неизвестно от чего, невыносимо страдать, ему стали впрыскивать морфий... Но отчего от умер?
«Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем». Эти слова, сказанные Блоком на пушкинском вечере, незадолго до смерти, быть может, единственный правильный диагноз его болезни».
А есть ли другое, не только поэтическое объяснение?
Краткая история болезни
К началу весны 1921-го, после пережитой зимы с ее «ежесекундным безденежьем, бесхлебьем, бездровьем», Блок чувствовал себя неважно, страдал от цинги и астмы. Но работал по-прежнему. Доктор Пекелис, живший с ним в одном доме, ничего уж смертельно опасного в его состоянии не находил.
Поездку в Москву - в начале мая - поэт отменять не стал. Вот что вспоминает Корней Чуковский, сопровождавший поэта в дороге: «Передо мной сидел не Блок, а какой-то другой человек, совсем другой, даже отдаленно не похожий на Блока. Жесткий, обглоданный, с пустыми глазами, как будто паутиной покрытый. Даже волосы, даже уши стали другими».
На вечере Блока в Политехническом институте случился скандал, кто-то крикнул, что его стихи мертвы, началась свалка, поэта вывели, заслоняя собой, друзья и поклонники. Настроения это явно не улучшило.
В Петрограде его встречала жена, Любовь Дмитриевна (она же, кто не помнит, - дочь великого химика Менделеева): "Он не улыбнулся ни разу - ни мне, ни всему; этого не могло быть прежде».
Из воспоминаний жены поэта:
"17-го мая, вторник, когда я пришла откуда-то, он лежал на кушетке в комнате Александры Андреевны (матери Блока, - Ред.), позвал меня и сказал, что у него, вероятно, жар; смерили - оказалось 37,6; уложила его в постель; вечером был доктор.
Ломило все тело, особенно руки и ноги - что у него было всю зиму. Ночью плохой сон, испарина, нет чувства отдыха утром, тяжелые сны, кошмары (это его особенно мучило)».
Из воспоминаний доктора Александра Пекелиса:
«При исследовании я обнаружил следующее: температура 39, жалуется только на общую слабость и тяжесть головы; со стороны сердца увеличение поперечника влево на палец и вправо на 1/2, шум не резкий у верхушки и во втором межреберном промежутке справа, аритмии не было, отеков тоже. Со стороны органов дыхания и кровообращения ничего существенного не обнаружено.
Тогда же у меня явилась мысль об остром эндокардите как вероятном источнике патологического процесса, быть может, стоящего в непосредственной связи с наблюдавшимся у больного в Москве заболеванием, по-видимому, гриппозного характера».
Блоку становилось то лучше, то хуже. Как-то сел у печки - Любовь Дмитриевна стала уговаривать лечь. В ответ он со слезами стал хватать и бить все подряд: вазу, которую подарила жена, зеркало...
Из воспоминаний жены:
«Вообще у него в начале болезни была страшная потребность бить и ломать: несколько стульев, посуду, раз утром, опять-таки, он ходил по квартире в раздражении, потом вошел из передней в свою комнату, закрыл за собой дверь, и сейчас же раздались удары, и что-то шумно посыпалось. Я вошла, боясь, что себе принесет какой-нибудь вред; но он уже кончал разбивать кочергой стоявшего на шкапу Аполлона. Это битье его успокоило, и на мое восклицание удивления, не очень одобрительное, он спокойно отвечал: « А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа».
В дни, когда ему полегче, Блок стал разбирать архивы, уничтожать часть своих блокнотов, записей. В другие дни его изводили бессонницы и кошмары.
Вспоминает поэт Георгий Иванов:
«Он непрерывно бредил. Бредил об одном и том же: все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены? Не остался ли где-нибудь хоть один? - «Люба, поищи хорошенько, и сожги, все сожги».
В начале июня доктор Пекелис консультируется с коллегами - профессором П. В.Троицким, доктором Э.А. Гизе. «Было признано необходимым отправить больного в ближайшую Финляндию, - в Grankulla (у Гельсингфорса). Тогда же (в начале июня), тотчас после консультации, возбуждено было соответствующее ходатайство».
Хлопотали с просьбой выпустить поэта на лечение за границу и Максим Горький, и нарком Луначарский. Счет шел на дни, однако... Решение вопроса затягивалось. Политбюро запрещало выезд. Обращались еще и еще раз... Разрешение на выезд все-таки было дано, но слишком поздно. Как раз в день, когда был готов его загранпаспорт, Блок умер.
Вспоминает литератор Евгения Книпович:
«К началу августа он уже почти все время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком, которого во всю жизнь не забуду. Ему впрыскивали морфий, но это мало помогало...»
Друг семьи, Самуил Алянский, писал:
«На мой вопрос, как больной, Пекелис ничего не ответил, только развел руками и, передавая мне рецепт, сказал: "Постарайтесь раздобыть продукты по этому рецепту. Вот что хорошо бы получить, - и он продиктовал: "Сахар, белая мука, рис, лимоны".
4 и 5 августа я бегал в Губздравотдел. На рецепте получил резолюцию зам. Зав. Губздравотделом, адресованную в Петрогубкоммуну. В субботу 6 авгутса заведующего не застал. Пошел на рынок и купил часть из того, что записал. Рецепт остался у меня.
В воскресенье 7 августа утром звонок Любови Дмитриевны: "Александр Александрович скончался. Приезжайте, пожалуйста».
Доктор Пекелис развел руками:
«В заключение невольно напрашивается вопрос: отчего такой роковой ход болезни? ... Если всем нам, в частности, нашему нервно-психическому аппарату, являются в переживаемое нами время особые повышенные требования, ответчиком за которые служит сердце, то нет ничего удивительного...»
Какой же диагноз - точнее
Официальная версия его смерти была такой: Александр Блок умер «от цинги, голода и истощения».
Это был диагноз универсальный для тех лет - от голода, цинги и истощения люди умирали пачками. Но в случае с поэтом, кумиром - которому, вдобавок, и помочь толком не смогли, - этого, казалось, как-то недостаточно. В результате... посмертный диагноз Блоку не поставил разве что самый ленивый исследователь.
Авторитетный ленинградский литературовед заключил, словно припечатал: это был сифилис. И мгновенно нашлись «эксперты», ответившие своей версией: поэт умер от отравления ртутными препаратами, которыми его лечили.
Версии эти, к счастью или к несчастью, уже не услышали ни мать поэта, ни его жена, – первая пережила сына на два года, а вторая умерла в 1939 году.
Было еще заключение доктора Пекелиса: острый эндокардит, вызванный перенесенным гриппом.
Через много лет после смерти поэта, уже в брежневское время, врачи Ленинградской военно-медицинской академии имени Кирова проанализируют все свидетельства болезни Блока, и сделают вывод, что Пекелис прав: «Блок погиб от подострого септического эндокардита (воспаления внутренней оболочки сердца), неизлечимого до применения антибиотиков».
Умер Блок 7 августа. Похороны его, 10 августа, собрали тысячи горожан. И гроб несли шесть километров на руках до Смоленского кладбища: все это было поразительно для голодающего и больного Петрограда, в котором к тому времени разруха выкосила две трети дореволюционного населения. А в сентябре 1944 года прах поэта перенесли на Литературные мостки Волкова кладбища.
И все-таки, выходит, никакой тайны в смерти поэта нет? Эндокардит, и точка? Увы, поэту и правда - дышать было нечем. И от этого поэтического диагноза не уйти.
Поэму «Двенадцать» не поняли, не приняли многие. Шахматово, родовое имение, сожжено. Расстреляны 800 бывших царских офицеров. Одну ночь в 1919-м Блок и сам отсидел в ЧК. Пять полешек по разнарядке на обогрев жилья, пайки хлеба по ордерам. Нависла угроза подселения в квартиру «двенадцати матросов» - Блок переехал с женой в квартиру матери двумя этажами ниже и наблюдал, как жена и мать ссорятся: чья очередь чистить ржавую селедку.
Сейчас любой сказал бы: стресс. Еще в 17-м Блок признавался: "Ничего впереди не вижу, хотя оптимизм теряю не всегда. Все они, «старые» и «новые», сидят в нас самих; во мне по крайней мере. Я же вишу, в воздухе; ни земли сейчас нет, ни неба»...
МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТОВ
Смогла бы спасти Блока от гибели сегодняшняя медицина?
На этот вопрос ответила по нашей просьбе врач-ревматолог Ольга Крель, руководитель Санкт-Петербургского института клинической медицины и социальной работы им. М.П. Кончаловского:
С современных позиций можно говорить о смерти поэта, вызванной сердечной недостаточностью в результате эндокардита. Влияние стресса, тем более хронического, как фактора инициирующего и усугубляющего многие патологические процессы в организме, хорошо известно. Тем не менее уверенно диагностировать эндокардит трудно даже сегодня. Почти у половины больных болезнь не распознается...
Наиболее вероятной причиной эндокардита является инфекционный процесс. Часто болеют люди среднего возраста, причем мужчины в два раза чаще, чем женщины. А в периоды социального неблагополучия наблюдается рост заболеваемости. Так, в первые послевоенные годы заболеваемость выросла в 3-4 раза, особенно в пережившем блокаду Ленинграде.