1844 год . Начало эры сибирского пароходства

Паровое судоходство по рекам Западной Сибири

Регулярное сообщение в Обь-Иртышском бассейне началось в 1843 году коммерческим рейсом парохода «Основа», мощностью 50 лошадиных сил, между Тюменью и Тобольском протяженностью 397 верст. Пароход вел за собой баржу грузоподъемностью 15 тысяч пудов (240 тонн). В Томск пароход впервые прибыл из Тюмени в 1844 году.

Вскоре линия Тюмень-Томск стала главной магистралью грузопотока в бассейне. Через Томск ввозилось и вывозилось в конце 80-х годов XIX века до 48 тысяч тонн самых разнообразных товаров. Кроме того, из различных мест Томской губернии ежегодно пароходами отправляли в Европейскую Россию и на Урал от 96 до 144 тысяч тонн различного сырья.

Большинство судов в Обь-Иртышском бассейне строилось за счет частных капиталов – отдельных купцов, промышленников или пароходных компаний.

Так, в 1893 году эксплуатировалось 105 пароходов, а в 1895-м – уже 120. При этом из 120 пароходов в руках частных компаний и владельцев находилось 102 парохода, и лишь 18 пароходов принадлежало различным казенным учреждениям, таким, как Томский округ путей сообщения или Управления по постройке Западно-Сибирской и Средне-Сибирской железных дорог.

Немалые доходы давали и перевозки пассажиров. Видимо, поэтому купчиха 2-й гильдии из Барнаула Евдокия Ивановна Мельникова в 1892 году построила на заводе Пирсона-Гуллета в Тюмени небольшой пароход «Кормилец» (200 л. с.), предназначенный исключительно для перевозки пассажиров. До этого все пароходы возили грузы и лишь попутно пассажиров. Таким образом, «Обское пароходство Е. И. Мельниковой» стало зачинателем пассажирских перевозок в бассейне Оби.

Через два года ее примеру последовал томский купец 2-й гильдии В. Е. Едельштейн, построив на том же заводе пассажирский пароход «Любимец». А в 1899 году начал плавать еще один двухэтажный пароход Едельштейна – «Евгений», сделанный по американскому образцу с роскошной отделкой салона и столовых.

Началась конкуренция.

С 1907-го по 1909 год предприимчивая купчиха Мельникова пополнила свою флотилию сразу семью крупными пароходами, отличительной чертой которых была прекрасная отделка. Для пассажиров I и II класса предусматривались отдельные каюты, для публики III класса – «совершенно закрытое помещение» на палубе. В салоне 1 класса размещалась библиотека, стояло пианино. К услугам пассажиров предлагались буфет, кухня, электрическое освещение, паровое отопление. За справками и билетами можно было обращаться в контору пароходства по адресу: г. Томск, ул. Духовская (ныне К. Маркса).

Шесть пароходов к 1912 году построил торговый дом «М. Плотников и сыновья». Но было много и мелких владельцев. Так, в 90-е годы в Обь-Иртышском бассейне 22 человека имели по одному пароходу.

Таким образом, пароходы стали неотъемлемой частью жизни томичей. Постепенно сформировались определенные традиции: как только судно входило в устье Томи, на Воскресенской горе поднимали флаг, оповещающий о его приходе. Какой именно пароход приближается, многие научились определять по звуку гудка, который подавался за несколько километров до подхода к пристани. Тембр и мелодичность его подбиралась с учетом вкуса заказчика.

Подробнее на эту тему вы можете прочитать в статьях, которые размещены на нашем сайте: Э. К. Майданюк «Зазвучат ли гудки над рекой?» и А. Метелкин, Г. Титов «Купечество и развитие пароходства в Сибири» .

Пароход «Бр. Мельниковы»		Пароход «Богатырь»		Пароход «Двигатель»
Пароход «Воткинский Завод»		Пароход «Волшебник»		Пароход «Горный инженер Воронцов»
Такса за проезд пассажиров, I-й класс		Такса за проезд пассажиров, II-й класс		Такса за проезд пассажиров, III-й класс

Сегодня - замечательный юбилей: 115-летие начала пароходного сообщения по реке Томи до нашего города.

6 июня (25 мая по старому стилю) 1898 года в Кузнецк пришёл первый со времени основания города пароход . Это событие имело свою долгую предысторию и счастливое продолжение.

Река Томь как путевая и транспортная магистраль всегда имела важное значение в жизни нашего города. Уже в начале XVII столетия, когда только возник Кузнецк, по ней активно ходили речные суда того времени - дощаники, струги, каюки и “малые лодки”, доставлявшие служилых и торговых людей, а также их грузы в пограничный острог.

Со временем роль Томи как грузовой артерии от Кузнецка до Томска лишь только возрастала. Местные жители и мелкие торговцы Томска активно использовали реку для сплава по ней на вязанных из стволов деревьев плотах леса, хлеба, мёда, кедрового ореха, строительного камня и извести, а с 1890-х годов и каменного угля до низовий Томи. Однако таким “дедовским” способом можно было доставить лишь весьма ограниченное количество грузов. К тому же взводное судоходство (вверх по реке) требовало больших трудозатрат - совершалось бечевой с помощью конной тяги.

В повестку дня вставал вопрос о пароходном освоении реки Томи ниже Томска, куда первый пароход пришёл ещё за полвека до появления его в Кузнецке, а именно в 1844 году. Что же мешало более раннему включению Кузнецка в общую сеть речного пароходства Западной Сибири? Одной из причин было то, что река Томь (выше Томска), несмотря на свою значительность уже в районе Кузнецка за счёт массы воды Кондомы, долгое время считалась непригодной для судоходства из-за быстрого течения и наличия на ней нескольких опасных и мелководных порогов с “говорящими” названиями: “Убиенный”, “Шальной”, “Бычье горло” и других.

Но в начале 1890-х годов в связи со строительством Сибирской железнодорожной магистрали (и возведением моста через реку Томь в районе села Поломошного - современный Яшкинский район) активизировались исследовательские работы на самой реке. В 1893 году рядом с Кузнецком в селе Христорождественском (ныне район Верхней Островской) открылся водомерный пост, отслеживающий режим реки Томи (время вскрытия ото льда и замерзания), колебания уровня горизонта воды, велись метеорологические записи. Подобные наблюдательные пункты были учреждены также в селах Крапивинском (204 версты от Кузнецка), Щегловом (291 верста) и в упомянутом селе Поломошном (383 версты). Материалы этих наблюдений, а также изыскания по руслу реки показали, что Томь вполне судоходна на всём участке до Кузнецка. То, что среди плотовщиков считалось порогами, на деле оказалось обыкновенными перекатами, которые могли помешать пароходному сообщению только в маловодные годы своей недостаточной глубиной. Выяснилось, что подводное русло Томи по фарватеру отличается приемлемой чистотой: нет совсем или очень мало подводных камней и опасных каменистых выступов. Эти обнадёживающие результаты исследований вдохнули новую жизнь в идею открытия пароходного движения по Томи выше Томска.

Первый опыт в этом направлении был осуществлён в 1894-1895 годах, когда во время постройки Средне-Сибирской железной дороги и моста в районе Поломошной перевозка строительных материалов и машин с “большой земли” до этого участка стала осуществляться с помощью казённых и, что было реже, частных пароходов. В 1894 году пароходное движение здесь не прекращалось всю навигацию с 1 мая до 12 сентября, а на следующий, оказавшийся маловодным, год пароходы тем не менее ходили с грузами до поломошнинской пристани в течение 70 дней. Отметим, что в эти же годы паровой баркас “Тобол” поднимался в направлении Кузнецка до деревни Шевели (247 вёрст от города): в 1894 году в сентябре, а в 1895-м в июне месяце. Однако с завершением строительства этого отрезка железнодорожного пути прекратилось и пароходное сообщение по Томи.

Практика пароходного движения между Томском и Поломошной показала возможность развития пароходства до самого Кузнецка. Теперь, после изучения судоходных свойств Томи, управление Томского округа путей сообщения (государственная структура, ведавшая речными путями Западной Сибири), имея в своём распоряжении точные планы реки с обозначением глубин и фарватера в меженное время, могло уже смело посылать свои пароходы на пробные рейсы до Кузнецка. К 13 мая 1898 года река Томь полностью очистилась ото льда. И вот 21 мая в 5 часов дня после “душевного пожелания удачи” из Томска отправился в “кузнецкий рейс” казённый пароход “Томь”. На борту судна в качестве руководителя этой миссии находился один из главных вдохновителей идеи по внедрению пароходного сообщения по Томи помощник начальника Томского округа путей сообщения статский советник Митрофан Степанович Чернышев.

Пароход “Томь” представлял собой небольшое даже по тем временам речное судно мощностью в 30 лошадиных сил, длиной около 36 и шириной 7 метров, однопалубный с глубиной осадки чуть больше полуметра. Это был полностью “продукт отечественного производства”: корпус, машина и котлы были изготовлены относительно недавно, в 1895 году на Жабынском (Тюменском) механическом заводе Курбатова и Игнатова (к слову, этот завод к 1917-му году дал практически треть всего парового флота, ходившего по рекам Обь-Иртышского бассейна). Пароход, делая ночные остановки для погрузки топлива, а проще говоря дров, уже к 7 часам утра 23 мая достиг деревни Шевели, а утром 25 мая показался на рейде Кузнецка, но, тихо пройдя мимо Топольников со стороны реки и не заходя в Иванцевскую протоку (в то время этот рукав Томи отделял Кузнецк от тополиного острова), проследовал мимо спящего города в устье Кондомы и поднялся по ней вверх на 15 вёрст , первоначально рассчитывая дойти до Тельбесского рудника, но затем из-за боязни наскочить на карчи (подводные деревья с торчащими корнями) отказался от этой затеи и в 11 часов утра вернулся к Кузнецку, произведя, по словам одного из очевидцев, настоящую сенсацию.

Вот как описал это выдающееся историческое событие в жизни города в своих мемуарах наш замечательный земляк известный литератор и толстовед Валентин Булгаков (родился в 1886 году). “Весна. Полный разлив Томи. Огромный остров, занятый “топольником”, весь залит водой. Граница между Томью и протокой её Иванцевкой совершенно исчезла: обе реки слились. Водное пространство представляло с холмом, на котором стоит Преображенсий собор, величественную картину. Оно подошло близко к подножию этого холма и приблизилось вплотную к высокой набережной примыкавшего к собору участка города “под Камнем”. А там, на другой стороне реки, вода разлилась чуть ли не до самых Соколовых гор. И вся эта масса воды не стояла, она неслась с прежней силой и быстротой, свойственной Томи как горной реке, мимо города с юго-востока на запад.

Я в этот день или, ещё точнее, в этот прекрасный солнечный полдень совершенно случайно проходил с одним товарищем мимо собора. Вероятно, речной разлив и привлёк нас: дети никогда не устанут любоваться такими вещами.

И тут случилось что-то необыкновенное: чудный, чистый, прозрачный кузнецкий воздух вдруг затрепетал, ожил, подал свой голос. Какая-то гигантская эолова арфа, вроде той, что имелась в саду у городского старосты, но только неимоверных размеров, вдруг зазвучала и наполнила всё небо, весь город прекрасным, гармоничным аккордом.

Мы остановились, как остолбенелые. Чудный звук мерно протянулся одну-две минуты и вдруг замолк. Тогда только мы стали, оглядываясь, искать направление, из которого он раздался. И тут вдруг оба ахнули. Новое и отнюдь не меньшее чудо предстало перед нашими глазами.
Там, далеко на воде, из-за левого края затопленного водой Топольника, из-за едва опушенных молодой листвой, погруженных стволами в воду высоких деревьев, плавно выплывал, как дивное видение, как фантастический великий лебедь, белый, с красной полосой по низу плавучий дом: красавец-корабль.

Пароход!!! - закричали мы оба: припомнились сразу изображения пароходов на картинках. Нас охватил такой восторг, что мы прямо не знали, что делать: или бежать домой и рассказать скорее маме, братьям и сёстрам, всем, всем, всем, что мимо Кузнецка плывёт пароход, или же, может быть, бежать по берегу вслед за пароходом, пока он не скроется?..

Наша растерянность получила тотчас не зависящее от нас разрешение, потому что пароход, обогнув Топольник, вдруг повернул к городу и, быстро двигаясь теперь вниз по течению, подошёл как раз к набережной “под Камнем”, в нескольких шагах от собора, и здесь остановился и пришвартовался.
Кажется, что парохода не ждали. Разве что речная администрация известила по телеграфу городское управление, да и то едва ли, потому что потом, как я припоминаю, были нарекания со стороны прибывшего на пароходе речного же начальства, что никто его официально на берегу не встретил. И это была правда. Во всяком случае, если городское управление и знало что-нибудь о предполагающемся прибытии из Томска, то есть с низовьев реки Томи, парохода, то оповестить об этом городское население оно отнюдь не удосужилось.

Маленькие дикари, мы с толпой ребят почти не уходили с набережной в течение тех двух дней, которые простоял здесь пароход, и не сводили глаз с этого удивительного сооружения, изучая каждую его деталь, каждое проявление жизни на нём, каждое движение, каждый шаг прибывших с ним людей, которые все, начиная с капитана и кончая последним матросом, представлялись нам, конечно, людьми необыкновенными. Пароход нас восхищал! Всё в нём было для нас ново. Маленький речной пароход “Томь” казался нам судном колоссальным - ещё бы! - по сравнению с нашими кузнецкими лодками. Всё на нём и в нём поражало нас: выходивший с шипением пар, труба, устройство руля, размеры якоря, круглые окошечки кают, капитанский мостик, лестницы, мачта и в особенности, пожалуй, самозагорающийся вечером на палубе электрический фонарь - это опять-таки было новое открытие, потому что об электричестве в Кузнецке в то время, конечно, и помину не было.

Многие граждане, - имею в виду, разумеется, почётных, солидных граждан, - ходили осматривать пароход изнутри. Их “пускали”. Мы, притулившиеся на берегу ребята, конечно, и мечтать не могли о таком счастье. Я помню, как с жадностью слушал рассказы взрослых о внутреннем устройстве и убранстве судна: о машине, о каютах с койками, об обеденном столе в рубке, об электрических лампочках, зажигающихся вечером и т.д.”

Этот рассказ дополняет брат Валентина Вениамин Булгаков (родился в 1888 году) в своих воспоминаниях о кузнецком детстве.

“...В это майское утро величественного половодья реки Томи и протоки Иванцевки вдруг со стороны скалистого берегового выступа реки, называемой “Бычок”, раздался необычайный трубный вой. Такого звука город Кузнецк не слышал от своего основания, за все свои триста лет жизни. Из береговых домов встревоженный народ высыпал к воде. По реке Томи, преодолевая быстрое течение, выплыл плавучий белый дом с большой трубой, дымящей чёрным дымом.

Старики, старушки и богобоязненные тётушки крестились, глядя на плавучий двухэтажный дом, на это невиданное чудовище, которое хлестало по воде своими лапами и наполняло мирный, сонный, тихий воздух города горластым рёвом своего гудка...

Школьники-ребята первыми назвали этот чудесный плавающий и орущий дом с дымящейся длинной трубой, идущий по воде на двух вертящихся широких колёсах, пароходом. В своих книжках школьники разглядывали на картинках пароходы, но в Кузнецке такой колёсный пароход появился впервые через 90 лет после его изобретения в 1807 году Фультоном. Так для города Кузнецка наступил “век пара и электричества”, хотя в этот день появления на Томи и на Иванцевке плавучего белого дома ни в одном частном доме, ни в учреждениях не было ни одной “лампочки Эдиссона”.

И это дымящее и гудящее паровое чудовище, когда было прочитано на борту родное слово “Томь”, перестало всех пугать... А когда с парохода на берег был сброшен трап, сбежавшиеся сотни граждан весело приветствовали сошедших на кузнецкую землю обыкновенных русских людей. Эти люди на русском языке кричали: “Здравствуйте, кузнечане! Принимайте гостей из Томска”.

На берег к пристани вскоре подъехал сам уездный исправник со своим помощником, подоспели в полном вооружении, то есть с шашками на поясах, три городских стражника. Всех этих представителей верховной власти города Кузнецка капитан парохода пригласил к себе на судно как почётных гостей. Мы, десятки школьников и более мелких граждан города, с великой завистью глядели, как исправник и его свита исчезли в помещении крошечных кают парохода вместе с капитаном.

Капитан, по-видимому, объяснил властям, что пароход “Томь” является разведчиком возможных регулярных рейсов между Томском и Кузнецком, что завтра же “Томь” уйдёт в обратный рейс вниз по течению реки Томи. Десятка два товарных ящиков матросы выгрузили на берег. Ящики развезли на телегах по адресам своих хозяев. К обеду берег опустел.

Мы, кузнецкие ребята, наскоро поели дома щей и вновь, с кусками хлеба, сидели в несколько рядов на берегу, зачарованно разглядывая зашедший в наши родные воды первый пароход... И какое же восхищение нас охватило, когда вечером весь пароход снаружи и внутри был освещён электрическими лампочками... Думается, в этот вечер из трёх тысяч населения Кузнецка здесь перебывали все здоровые и легко больные люди, кроме младенцев да тяжело больных...

Назавтра утром пароход дал первый ревущий гудок. Опять сотни кузнечан бросились на пристань. Было воскресенье. Занятий в школе не было, и все ребята приходского и уездного училищ сбежались на берег. Ни один ученик, конечно, не побывал не только внутри парохода, но и на палубе его. Раздался второй гудок. Некоторые вскрикивали, пугаясь, многие затыкали уши. Лошадь, привязанная у ворот ближнего дома, оборвала уздечку и бешеным галопом помчалась по берегу и ускакала за город... Раздался третий, прощальный гудок. Трап был убран, канаты-чалки затянуты на пароход, и белый красавец, хотя и небольшой, отчалил от берега. Красиво развернувшись на Иванцевке, давая прощальные короткие гудки, “Томь” взяла курс на основное русло разлившейся половодьем реки. Колёса зашлёпали своими шлицами-досками часто-часто. И “Томь” пошла быстро по течению реки - на Томск.

Сотни людей кричали “ура!”, махали картузами, платками или сразу двумя руками!
Вскоре наш дорогой речной гость исчез за выступом горы, за “Бычком”.

К этим бесценным воспоминаниям кузнецких очевидцев можно только добавить сухие документальные цифры. Пароход добрался до Томска в этот же день 26 мая 1898 года в 22 часа 40 минут, затратив на обратную дорогу по течению реки всего 19 часов 40 минут, в то время как на подъём он употребил чистого хода 62 с половиной часа.

Несмотря на столь удачный опыт путешествия до Кузнецка, рейс “Томи”, оставаясь первой и важной вехой в истории развития кузнецкого пароходства, мало повлиял на существовавшее тогда положение дел относительно дальнейших перспектив правильного, то есть регулярного движения по Томи выше Томска. Второй пароходный рейс до Кузнецка был сделан лишь в 1902 году. В тот год начало навигации по Томи пришлось на 6 мая. В этот день на томском причале на казённых пароходах “Обь”, “Томь” и “Томск”, убранных праздничными флагами, в честь этого знаменательного события состоялся торжественный молебен. После молебна пароход “Томск” ушёл с порожней баржей “Ока” в село Поломошное, для того чтобы там её нагрузили с железной дороги семенным хлебом (15 тысяч пудов семенного хлеба предназначались для пострадавших от недорода в предыдущий год инородцев Кузнецкого уезда). Пока баржу грузили, “Томск” возвратился в одноимённый город, чтобы на следующий день уже в сопровождении давнего “кузнецкого разведчика” парохода “Томь” вновь отправиться в верховья реки. На пароходе “Томь”, как и в первый раз, руководство экспедицией осуществлял всё тот же неутомимый помощник начальника Томского округа Митрофан Чернышев. Кроме того, поход “Томи” преследовал и вполне практичные цели - на его борт нагрузили 300 пудов хлеба для кузнецкой тюрьмы. Достигнув Поломошной, “Томск” вновь взял на буксир уже гружёную хлебом баржу, и 10 мая 1902 года небольшой караван, состоящий из двух пароходов и баржи, в 13 часов 45 минут оправился дальше до Кузнецка. По пути пароходы останавливались для дневных и ночных погрузок дров и потратили целый день на выгрузку части хлеба в селе Ильинском. В итоге лишь спустя неделю 17 мая в 10 часов утра пароходы вошли в Кузнецк, затратив от Поломошной до города 105 часов чистого хода.

Казённый пароход “Томск” - главное действующее “лицо” второй кузнецкой экспедиции - так же, как и “Томь”, сошёл со стапелей тюменского завода Курбатова-Игнатова (в 1898 году), но при той же ширине и несколько более длинном корпусе (ровно 40 метров) он обладал гораздо более мощной машиной в 50 лошадиных сил. Всё это позволило ему весьма легко доставить солидный груз до верховий Томи. Уже 19 мая после разгрузки оба парохода с пустой баржей возвратились в Томск, затратив на обратную дорогу ровно сутки.

(Продолжение следует.)

Пётр Лизогуб

Река Томь как путевая и транспортная магистраль всегда имела важное значение в жизни нашего города. Уже в начале XVII столетия, когда только возник Кузнецк, по ней активно ходили речные суда того времени — дощаники, струги, каюки и “малые лодки”, доставлявшие служилых и торговых людей, а также их грузы в пограничный острог.

Со временем роль Томи как грузовой артерии от Кузнецка до Томска лишь только возрастала. Местные жители и мелкие торговцы Томска активно использовали реку для сплава по ней на вязанных из стволов деревьев плотах леса, хлеба, мёда, кедрового ореха, строительного камня и извести, а с 1890-х годов и каменного угля до низовий Томи. Однако таким “дедовским” способом можно было доставить лишь весьма ограниченное количество грузов. К тому же взводное судоходство (вверх по реке) требовало больших трудозатрат — совершалось бечевой с помощью конной тяги.

В повестку дня вставал вопрос о пароходном освоении реки Томи ниже Томска, куда первый пароход пришёл ещё за полвека до появления его в Кузнецке, а именно в 1844 году. Что же мешало более раннему включению Кузнецка в общую сеть речного пароходства Западной Сибири? Одной из причин было то, что река Томь (выше Томска), несмотря на свою значительность уже в районе Кузнецка за счёт массы воды Кондомы, долгое время считалась непригодной для судоходства из-за быстрого течения и наличия на ней нескольких опасных и мелководных порогов с “говорящими” названиями: “Убиенный”, “Шальной”, “Бычье горло” и других. Но в начале 1890-х годов в связи со строительством Сибирской железнодорожной магистрали (и возведением моста через реку Томь в районе села Поломошного — современный Яшкинский район) активизировались исследовательские работы на самой реке. В 1893 году рядом с Кузнецком в селе Христорождественском (ныне район Верхней Островской) открылся водомерный пост, отслеживающий режим реки Томи (время вскрытия ото льда и замерзания), колебания уровня горизонта воды, велись метеорологические записи. Подобные наблюдательные пункты были учреждены также в селах Крапивинском (204 версты от Кузнецка), Щегловом (291 верста) и в упомянутом селе Поломошном (383 версты). Материалы этих наблюдений, а также изыскания по руслу реки показали, что Томь вполне судоходна на всём участке до Кузнецка. То, что среди плотовщиков считалось порогами, на деле оказалось обыкновенными перекатами, которые могли помешать пароходному сообщению только в маловодные годы своей недостаточной глубиной. Выяснилось, что подводное русло Томи по фарватеру отличается приемлемой чистотой: нет совсем или очень мало подводных камней и опасных каменистых выступов. Эти обнадёживающие результаты исследований вдохнули новую жизнь в идею открытия пароходного движения по Томи выше Томска.

Первый опыт в этом направлении был осуществлён в 1894-1895 годах, когда во время постройки Средне-Сибирской железной дороги и моста в районе Поломошной перевозка строительных материалов и машин с “большой земли” до этого участка стала осуществляться с помощью казённых и, что было реже, частных пароходов. В 1894 году пароходное движение здесь не прекращалось всю навигацию с 1 мая до 12 сентября, а на следующий, оказавшийся маловодным, год пароходы тем не менее ходили с грузами до поломошнинской пристани в течение 70 дней. Отметим, что в эти же годы паровой баркас “Тобол” поднимался в направлении Кузнецка до деревни Шевели (247 вёрст от города): в 1894 году в сентябре, а в 1895-м в июне месяце. Однако с завершением строительства этого отрезка железнодорожного пути прекратилось и пароходное сообщение по Томи.

Практика пароходного движения между Томском и Поломошной показала возможность развития пароходства до самого Кузнецка. Теперь, после изучения судоходных свойств Томи, управление Томского округа путей сообщения (государственная структура, ведавшая речными путями Западной Сибири), имея в своём распоряжении точные планы реки с обозначением глубин и фарватера в меженное время, могло уже смело посылать свои пароходы на пробные рейсы до Кузнецка. К 13 мая 1898 года река Томь полностью очистилась ото льда. И вот 21 мая в 5 часов дня после “душевного пожелания удачи” из Томска отправился в “кузнецкий рейс” казённый пароход “Томь”. На борту судна в качестве руководителя этой миссии находился один из главных вдохновителей идеи по внедрению пароходного сообщения по Томи помощник начальника Томского округа путей сообщения статский советник Митрофан Степанович Чернышев. Пароход “Томь” представлял собой небольшое даже по тем временам речное судно мощностью в 30 лошадиных сил, длиной около 36 и шириной 7 метров, однопалубный с глубиной осадки чуть больше полуметра. Это был полностью “продукт отечественного производства”: корпус, машина и котлы были изготовлены относительно недавно, в 1895 году на Жабынском (Тюменском) механическом заводе Курбатова и Игнатова (к слову, этот завод к 1917-му году дал практически треть всего парового флота, ходившего по рекам Обь-Иртышского бассейна). Пароход, делая ночные остановки для погрузки топлива, а проще говоря дров, уже к 7 часам утра 23 мая достиг деревни Шевели, а утром 25 мая показался на рейде Кузнецка, но, тихо пройдя мимо Топольников со стороны реки и не заходя в Иванцевскую протоку (в то время этот рукав Томи отделял Кузнецк от тополиного острова), проследовал мимо спящего города в устье Кондомы и поднялся по ней вверх на 15 вёрст, первоначально рассчитывая дойти до Тельбесского рудника, но затем из-за боязни наскочить на карчи (подводные деревья с торчащими корнями) отказался от этой затеи и в 11 часов утра вернулся к Кузнецку, произведя, по словам одного из очевидцев, настоящую сенсацию.

Вот как описал это выдающееся историческое событие в жизни города в своих мемуарах наш замечательный земляк известный литератор и толстовед Валентин Булгаков (родился в 1886 году). “Весна. Полный разлив Томи. Огромный остров, занятый “топольником”, весь залит водой. Граница между Томью и протокой её Иванцевкой совершенно исчезла: обе реки слились. Водное пространство представляло с холмом, на котором стоит Преображенсий собор, величественную картину. Оно подошло близко к подножию этого холма и приблизилось вплотную к высокой набережной примыкавшего к собору участка города “под Камнем”. А там, на другой стороне реки, вода разлилась чуть ли не до самых Соколовых гор. И вся эта масса воды не стояла, она неслась с прежней силой и быстротой, свойственной Томи как горной реке, мимо города с юго-востока на запад. Я в этот день или, ещё точнее, в этот прекрасный солнечный полдень совершенно случайно проходил с одним товарищем мимо собора. Вероятно, речной разлив и привлёк нас: дети никогда не устанут любоваться такими вещами. И тут случилось что-то необыкновенное: чудный, чистый, прозрачный кузнецкий воздух вдруг затрепетал, ожил, подал свой голос. Какая-то гигантская эолова арфа, вроде той, что имелась в саду у городского старосты, но только неимоверных размеров, вдруг зазвучала и наполнила всё небо, весь город прекрасным, гармоничным аккордом.

Мы остановились, как остолбенелые. Чудный звук мерно протянулся одну-две минуты и вдруг замолк. Тогда только мы стали, оглядываясь, искать направление, из которого он раздался. И тут вдруг оба ахнули. Новое и отнюдь не меньшее чудо предстало перед нашими глазами. Там, далеко на воде, из-за левого края затопленного водой Топольника, из-за едва опушенных молодой листвой, погруженных стволами в воду высоких деревьев, плавно выплывал, как дивное видение, как фантастический великий лебедь, белый, с красной полосой по низу плавучий дом: красавец-корабль. — Пароход!!! — закричали мы оба: припомнились сразу изображения пароходов на картинках. Нас охватил такой восторг, что мы прямо не знали, что делать: или бежать домой и рассказать скорее маме, братьям и сёстрам, всем, всем, всем, что мимо Кузнецка плывёт пароход, или же, может быть, бежать по берегу вслед за пароходом, пока он не скроется? Наша растерянность получила тотчас не зависящее от нас разрешение, потому что пароход, обогнув Топольник, вдруг повернул к городу и, быстро двигаясь теперь вниз по течению, подошёл как раз к набережной “под Камнем”, в нескольких шагах от собора, и здесь остановился и пришвартовался. Кажется, что парохода не ждали. Разве что речная администрация известила по телеграфу городское управление, да и то едва ли, потому что потом, как я припоминаю, были нарекания со стороны прибывшего на пароходе речного же начальства, что никто его официально на берегу не встретил. И это была правда. Во всяком случае, если городское управление и знало что-нибудь о предполагающемся прибытии из Томска, то есть с низовьев реки Томи, парохода, то оповестить об этом городское население оно отнюдь не удосужилось. Маленькие дикари, мы с толпой ребят почти не уходили с набережной в течение тех двух дней, которые простоял здесь пароход, и не сводили глаз с этого удивительного сооружения, изучая каждую его деталь, каждое проявление жизни на нём, каждое движение, каждый шаг прибывших с ним людей, которые все, начиная с капитана и кончая последним матросом, представлялись нам, конечно, людьми необыкновенными. Пароход нас восхищал! Всё в нём было для нас ново. Маленький речной пароход “Томь” казался нам судном колоссальным — ещё бы! — по сравнению с нашими кузнецкими лодками. Всё на нём и в нём поражало нас: выходивший с шипением пар, труба, устройство руля, размеры якоря, круглые окошечки кают, капитанский мостик, лестницы, мачта и в особенности, пожалуй, самозагорающийся вечером на палубе электрический фонарь — это опять-таки было новое открытие, потому что об электричестве в Кузнецке в то время, конечно, и помину не было. Многие граждане, — имею в виду, разумеется, почётных, солидных граждан, — ходили осматривать пароход изнутри. Их “пускали”. Мы, притулившиеся на берегу ребята, конечно, и мечтать не могли о таком счастье. Я помню, как с жадностью слушал рассказы взрослых о внутреннем устройстве и убранстве судна: о машине, о каютах с койками, об обеденном столе в рубке, об электрических лампочках, зажигающихся вечером и т.д.” (Продолжение следует.)

Начну с того, что в 1912 году пароходством «Братья Колесниковы и Волгаръ» были организованы регулярные рейсы от губернского Томска до города Кузнецка. В течение всей навигации и в последующие годы, грузопассажирский пароход «Смелый» совершал еженедельные рейсы, перевозя пассажиров и различные грузы. Река Томь, особенная река для речных судов. Постоянное перемещение гравия на дне может за месяц сместить судовой ход, поэтому беспрепятственно преодолевать речные перекаты в узких островных протоках, могли относительно небольшие суда. Пароход «Смелый», с его полуметровой осадкой и 35-ти метровой длиной, как раз отвечал этим требованиям. Иначе бы, он просто не вписался в период малой воды в радиусы поворотов на таких перекатах, как Бычье горло или Барзаский. И сегодня маломерные суда рыболовов и туристов выписывают кренделя между донными выходами скальной породы. Таким образом, факт присутствия данного судна на Томи зафиксирован во многих источниках.

К сожалению, существует единственная фотография этого парохода в архиве музея Самусьского судостроительного завода. Там «Смелый» в 1952 году проходил восстановительный ремонт, что говорит о его продолжительной и активной деятельности в Томской и Кемеровской областях. А вот окончания его пути нигде не зафиксировано. Нет данных о его кончине. Получается, что пароход пропал без вести. Анализ и сравнение по фотографиям геометрии и технических особенностей корпуса «Смелого» и безымянного парохода, лежащего в устье речки Лягушья, позволяют рассуждать о некоторой их единичной схожести, а именно по элементам гребного колеса, особенностям носовой части корабля, его форштевня и якорной лебедки. Каждый пароход, выходивший со стапелей судостроительных заводов начала прошлого века, был в чем-то уникален, даже если он и принадлежал к какой-либо одной серии. Это объясняется тем, что корабли строились по конкретному заказу. Поэтому конструкция якорной лебедки на носовой палубе «Смелого», более не встречается на фотоснимках других речных паровых судов, как и дизайн формы гребного колеса. Но они схожи с аналогичными узлами на нашем «лягушьем» раритете. А теперь самое главное. В самом начале ноября мне был прислан рисунок парохода, сделанный речным «старожилом» и любителем рыбалки. Он, в свои юные семидесятые года прошлого века, часто бывал со своим отцом - рыболовом в том районе. Он нарисовал его по своим детским воспоминаниям, лежащим на ровном киле в одноименной протоке через галечную косу от нынешнего места положения. Изображенное на рисунке судно, очень похоже на пароход, снятый в Самусьсках фотографом в 1952 году. Получается, что в известном месте лежат останки речного паровика «Смелый». Неведомым образом, оказавшегося в плену речных отмелей, да так и оставшегося там навеки. Возможно пароход по причине, какой-либо серьезной поломки, был определен своей командой на ремонт и зимовку в протоке Лягушья. Затем весеннее половодье внесло свои коррективы в планы людей, и корабль остался стоять, зарастая быстрым ивняком. Затем очередной ледоход или половодье усугубили состояние судна, снеся палубные надстройки, сдвинули его в сторону, вдавили в коренной берег, где он сегодня, уже проросший береговыми деревьями, медленно превращается в ржавую пыль.

Возможно, кто-нибудь усомнится в моих исторических поисках, но лично для себя я поставил точку в этом вопросе, так мучившем меня последние годы, с тех пор, как сам увидел и потрогал руками, это паровое чудо. А что? Совсем неплохая судьба для речного корабля.

Можно ещё добавить, что когда я впервые увидел в 2012 году «лягушью баржу», как прозвали останки корабля местные рыбаки и охотники, то обратил внимание на нарушение пропорций судна относительно его длины и ширины. Помнится, ещё рассуждал на эту тему, с повстречавшимися мне туристами - водниками. А чуть позже, собирая информацию о развитие Томского пароходства, прочитал роман Виля Липатова «Ещё до войны, где писатель описывает небольшой пароход «Смелый», как судно, курсирующее по Оби и имеющее одну конструктивную особенность, а именно некоторую валкость на ходу и низкие борта. Помню свою радость, от ещё одного найденного факта, в копилку своих поисков. В 80–е годы режиссером Борисом Савченко был снят одноименный художественный фильм, съемки которого проходили в районе старинного села Ярское, расположенного на Томи в сорока километрах от Томска. Правда, в качестве известного парохода там фигурировал речной разъездной катер с бутафорской надстройкой, но это уже другая история.
Взято отсюда.

В сентябре прошлого года областная газета «Кузбасс» поместила заметку о старых останках парохода лежащего на левом берегу реки Томь в устье речки Лягушья. Место это труднодоступное, связи нет, дорог тем более. Поэтому, кроме редких рыболовов и туристов водников, здесь никого не бывает. Помнится, что заметка эта вызвала определенный резонанс у читателей. Была даже небольшая полемика о происхождение данного парового раритета. Поговорить -поговорили, но общее мнение по этому вопросу выработано так и не было. От себя же могу сказать, а вернее лишь повторить то, что уже рассказывал читателям в своих различных публикациях.

Ни в одном доступном речном реестре судов, не удалось найти каких - либо данных о колесном пароходе с похожими характеристиками. Имеются в виду особенности размеров и геометрических форм судна. Сравнение его с изображениями первых «колесников» курсировавших в позапрошлом веке по Обь-Иртышскому бассейну, также не дало никакого результата.

Надо отметить, что подобных судов было не так много. В основном, это пароходы, принадлежащие купчихи Екатерины Мельниковой и различным акционерным обществам Томска и Новониколаевска.

Трудность ещё заключается в том, что при советской власти выжившие после гражданской войны пароходы, как правило переименовывались и переделывались порой до неузнаваемости. Именно такая участь постигла один из первых мельниковских пароходов «Кормилец». И ходили такие обновленные корабли по Оби и Томи, аж до 60-х годов прошлого века. Из своих ранне-детских воспоминаний я помню, как в г. Юргу приходило этакое огненно дышащее паровое чудо. Или не в Юргу.... Не важно, главное, что пароходы в то время ещё ходили.

Таким образом, итог усилий по идентификации нашего древнего объекта оказался нулевым. Небольшое количества найденных совпадений оказалось недостаточно для идентификации модели и названия судна.

Далее. Дети и внуки «местных» старожилов знающих об этом пароходе, называют его «баржой», что наводит на определенные мысли о способе использования этого дедушки колесного флота в последние годы его жизни. Возможно, поэтому и названия никто не вспомнит. Какое название, кроме бортового номера может быть у баржи.

Но, тогда рассуждая дальше, возможно прийти к мысли о более раннем происхождении речного корабля. И тут появляется воспоминание Кемеровского рыболова любителя, опытного водного сплавщика и старожила этих мест, который в семидесятые года прошлого века, часто посещал данные места со своим отцом. Это человек помнит и знает о пароходе, и пока отец ловил рыбу, играл на его борту в пиратов. Он помнит пароход ещё с трубой, рубкой и деревянными надстройками, с красивым медным колоколом (цветмет тогда был не в тренде). Какая же это баржа? Самый настоящий пароход, видавший на борту симпатичных барышень в шляпках и подтянутых господ офицеров.

Но есть также письмо от спортивного обозревателя ГТРК «Кузбасс» Виктора Сохарева, о том, как он в молодые годы, а точнее в период строительства Крапивинского гидроузла, прошел с геологическими партиями оба берегами Томи и нигде, никакого парохода, никто из них не видел. Это мнение опытного журналиста, что уже априори вызывает доверие. И если пароход стоял на галечной косе разделяющей устье речки Лягушья и протоку с одноименным названием, то не заметить его не возможно. Как не возможно не увидеть его и сейчас, если конечно идти по малой воде сверху. Уточню, что начало строительства водохранилища 1975 год и геологические партии могли идти по реке в большую воду, когда пароход скрыт под водой. А в то время река Томь могла ещё держать высокий уровень воды почти весь навигационный период(лес по берегам ещё не был вырублен). И если представить, что геологи прошли место «стоянки парохода» не в июльскую межень, а в более полноводное время, то появляется версия объясняющая отчего никто из них его не видел.

А ответа нет и сегодня. Не могут люди найти ответа. Ещё чуть-чуть пройдет время и канет в небытие этот злополучный и от того почти мистический пароход, сметенный очередным ледовым половодьем, канет в никуда вместе с нашими воспоминаниями о нем.

А ведь дело даже не в пароходе. Он всего лишь материализованная частность. Главное, это память о людях, которые когда-то стояли на его палубе. О людях, творивших сто лет назад историю страны. Моей, кстати страны. И как хочется увидеть наяву, а возможно даже оказаться на палубе этого парового чуда рядом с интересной барышней с зонтиком в руках, щелкнув каблуками подойти к ней, представиться и завести длинный разговор о поэзии, о погоде, и....